Бедный Пахомыч
– До чего же хорошо! – думал Пахомыч, лёжа потягивая греческое «зелёное» пивко из баночки, в которую никто ещё не успел засунуть окурок. Солнце приятно согревало грудь, покрытую солёными капельками воды, ещё не высохшими после утреннего купания. Ему было действительно хорошо. Хотелось что-нибудь запеть, морское, типа «на палубу вышел…», но это, пока ещё не все проснулись, «было бы нелепо», как говорит Кэп.
Правда, Кэп эту фразу произносит, как правило, по другому поводу. Вчера за день, а особенно за ночь, он произнёс её не один десяток раз. Впрочем, все соглашались, что действительно, было бы нелепо не выпить по очередному замечательному поводу. Да, полиморсос вчера вырос основательно – раз девять только за это выпивали. Хорошее слово… Да и состояние замечательное – практически Акуна, понимаешь, Матата…
Надо бы вспомнить что пили: так, с утра было пиво и «резиновое» винцо, потом «Капитан Морган», затем хорошо шёл вискарик… Ага, после вискаря, за обедом, была фирменная чесночная настойка капитана, вкусная, надо сказать, штука! Потом опять пиво, вино с чёрной этикеткой – это всё вперемежку, вискарь, само собой, затем у Яниса в таверне под каламари и октопусов – местное вино в больших количествах… Козлёнка, помнится, ничем более крепким не запивали. Но дважды пили за него (или за козу?) стоя. Кэп накануне прочёл несколько глав из «Иванова и Рабиновича». Хорошая, своевременная книга!
– Есть контакт! – сколько раз вчера звучала эта фраза! Кэп молодец – придумал выстраивать стаканчики при «чоканьи» в одну линию, как яхты, пришвартованные в марине.
Крепкое пошло уже на яхте, после ночного купания, когда на пляже уговорили оба подаренные Янисом баллона вина. Хороший человек Янис! Уважает русских! Ещё бы – не каждый день так гуляют! А на яхте одолели обе бутылки виски, да и ром, похоже, прикончили тоже… «Метаха» вроде бы должна ещё остаться – что-то она не пошла вчера, когда решили полирнуть…
– Как вы можете курить в такую рань?!– наехал на малолюдный кокпит выползший из недр яхты Командор, тугой торс которого убедительно говорил о пользе никотинового воздержания (до поры). Впрочем, эта его позиция могла объясняться элементарной экономией – запасы табака, привезённого из Москвы, катастрофически таяли, а переходить на непривычные сигареты не хотелось.
– Здравствуй, Буёк! – Пахомыч поздоровался, не поднимая головы.
– Дратвуй, – сдавленным механическим голосом ответил Командор. Он работал автоматическим буйком уже неделю, с того ночного нудистского купания, когда легкомысленно запретил женской половине экипажа заплывать далеко, объявив себя буйком, дальше которого забираться в море не следует. Теперь приходилось расплачиваться.
– Никто не видел моей красной банданы?– из кают-компании донёсся голос Мустафы. Мустафа редко покидал кокпит. Кажется, если бы кокпит был оборудован гальюном – он вообще никогда не спускался бы вниз. Разве что в сильный дождь. Имечко своё он получил от греков за внешнюю схожесть с турецкими пиратами: огромный загорелый нос, нечёсаные, спутанные чёрные патлы, прикрытые либо феской, либо банданой, усы и эспаньолка под нижней губой, несвежий тельник – на респектабельной красавице яхте он выглядел живописно, но нелепо.
– Кстати, не выпить ли что-нибудь посущественнее? – задумался Пахомыч.
Мустафа приковылял наверх. Бандана была фиолетовой. – Пижон!– лениво подумал Пахомыч, но тут же оживился, увидев в руках у Мустафы рюмочки и недопитую бутылку виски.
Не зря спортивные врачи борются с допингом. Хромота Мустафы объяснялась азартной игрой в футбол на грязном пляже, поросшем колючками, и громадным количеством спиртного, принятого для тонуса. Свои болячки он с гордостью мог бы демонстрировать пассажирам московского метро, имея при этом несомненный финансовый успех. Экипаж (особенно женская часть) деликатно отворачивался, советовал Мустафе раны чем-нибудь симпатичным заклеить, но тот был до тупости мужествен, подставлял болячки солнцу и морской воде и надеялся, что всё само собой пройдёт.
Командор привычным движением расставил четыре рюмочки, принесённые Мустафой, на кромку стола (опыт, приобретённый в первый же переход под парусами, с креном). Сейчас, правда, крена не было, яхта стояла в марине, и трап её гостеприимно протягивался к причалу.
А по причалу уже шла тяжело гружёная процессия: Кэп в выходной одежде (помимо неизменных плавок, на нём были шлёпанцы, тельник и шорты) с четырьмя пакетами провизии и напитков в руках, Ариша (прекрасное юное хрупкое создание, феноменальный рулевой) с двумя пакетами, Елена Прекрасная (правильнее было бы писать «прекрасная» также с маленькой буквы, без стёба), с тяжёлым пакетом в одной руке и видеокамерой в другой, и прекрасная Ольга, в полосатом морском платье, которое легко можно было перепутать с купальником, несущая пять пакетов съестного и выпивательного. Выпивать без этой компании было бы нелепо.
Мустафа обрушился на камбуз за рюмками. Принёс ещё три. Буёк присоединил их к шеренге поставленных ранее. Налил.
Фуражиры, передав Командору и Мустафе пакеты, заполнили кокпит. Привычно взяв рюмочки, экипаж привычным жестом соединил их в одну живую, стеклянно-волнующуюся линию, хором рявкнул «есть контакт!», и привычно же опрокинул. Ариша, как всегда, замешкалась и не допила. Салага!.. Ничего, это пройдёт.
Звон и бульканье разгружаемого провианта разбудил восьмого члена экипажа. Это стало понятно по звукам работающей ручной помпы.
Пахомыч, слегка раздражённый всей этой суетой, чуть было не потерял мысль, которая занимала его всё утро: что будем пить вечером?. Но мысль вернулась, тем более что в принесённых пакетах он углядел столь любимую им «узовку».
Сколь ни любил Пахомыч пребывать в подобном приятно-расслабленном состоянии, был он способен и на поступки вполне отчаянные. Причём логики в этих поступках не было никакой. Ладно, ещё можно понять, почему он потащил Аришку за собой, от избытка чувств попершись вверх, по вертикальной скале, когда экипаж высадился на необитаемом острове, если не брать в голову большое количество сусликов. (Остров, надо сказать, совершенно несправедливо был переименован экипажем из Супья в Командорос. Но спорить не хотелось, и так уже к нему приклеилась кликуха «Человек-протест». Ну да, из внутреннего чувства протеста не пошёл на дайвинг с Командором, Мустафой и Кэпом. Пришлось сказаться больным. Иначе плавал бы там, среди рыб, без ружья, и ни одну не смог бы пристрелить! Так и инфаркт заработать можно). Но когда в шторм пришлось прыгать за борт, спасать отвязавшийся и потерянный кранец! Ладно бы в море, а то ведь прыгать пришлось в условно чистую воду марины, запахом напоминающую о замечательном городе Венеция. Потом три часа отмывался. А перед этим надо было ещё привязать этот буёк к лееру выбля… тьфу! Названия, блин! Узлом, одним словом.
Кэп суетился с такелажем. Потом нырнул вниз, к штурманскому месту, вернулся с картой. Нехороший признак. Похоже, скоро отчаливать.
Кэп оторвал белобрысую голову от карты. Объявил маршрут. Все согласились. Пахомыч хотел возмутиться, но передумал. Вместо этого попросил налить ещё по маленькой. Кэп заметил, что было бы нелепо не принять столь редкое предложение. Налили. Только приготовились выпить, как в кокпит поднялась прекрасная Жанчик. Ещё не отошедшая ото сна, она источала добрую радость. Все заулыбались. Пахомыч сделал вид, что задремал, хотя это выглядело нелепо.
– Вы что, без меня? Как же?.. – растерянно спросила Жанчик. Все загалдели, что это просто тренировочный налив, а вот сейчас Мустафа принесёт ещё рюмочку, – Мустафа!– тот кубарем скатился на камбуз, раненой пулей выскочил назад с рюмкой в руке, поставил в ряд с остальными, Командор мгновенно налил. Все преданно поглядели на Жанну. Пахомыч начал изучать свою икроножную мышцу.
Мышцу он потянул чёрт знает когда, но не давал ей спокойной жизни. То лазанье по скалам, то танцы в ластах на пирсе… Хотя, справедливости ради, в ластах лучше всех танцевал Командор с прекрасной Ольгой. А без ласт, пожалуй, Аришка. Попробовали бы они танцевать на отвесной плоскости скалы! Жанчик с Командором, правда, станцевали на гике, и потом, взявшись за руки, сиганули в море, когда яхта шла полным ходом на всех парусах, так их потом пришлось вылавливать, яхту останавливать… Выпендрежники!
– Есть контакт! – бодрый хор потревожил утреннюю сонную тишину бухты. Собаки на причале поджали хвосты.
Пока смаковали напиток, на время наступила тишина. Кэп решил нарушить её одной из своих фирменных шуток. Народ не врубился. Возможно, мало выпили. Вообще, шутки Кэпа порой походили на море во время глубочайшего, безмятежного штиля, но были гораздо солонее. Морской, так сказать, юмор, мужской… До него ещё надо созреть. Впрочем, Пахомыч уже был готов к этому юмору – как-никак, не первый раз в море. Но не сейчас. Сейчас он наслаждался последними мгновениями состояния полунирваны, ясно понимая, что скоро всё грубо испортят, и придётся ждать адмиральского часа, когда после обеда и выпивки народ разляжется на палубе в полудрёме, и надо будет вновь искать в себе это волшебное ощущение счастья, исходящее от каждой клеточки организма. Но ведь для адмиральского часа нужно будет встать на якорь в какой-нибудь тихой бухте, а будет ли она?!…
Кэп понял, что время шутить ещё не пришло. Весело спросил:
– Кто у нас сегодня якорный бабай?
Ольга сине-белой полосатой птицей метнулась к штевню. Через секунду стояла на носу яхты с кнопкой в руках, нетерпеливо ожидая команду «поднять якорь!». Команда вскоре последовала.
Командор с Мустафой отдали швартовы. Урча дизелем, яхта неторопливо вышла из бухты. Кэп удовлетворенно посмотрел на флаги. Ветер был, и неплохой ветер, попутный, узлов под двадцать!
– Было бы нелепо не поставить паруса! – эта фраза Кэпа разрушила гармонию мира. Значит, надо будет тягать шкоты, крутить лебёдки…
– Пахомыч, ставим геную! – издевательски объявил Кэп.
Пришлось вставать.
Пояснения:
1. Наиболее распространённая в Греции классификация пива – по цвету этикеток (зелёное и красное), а также местное и импортное, без особого внимания к торговым маркам.
2. Retsina – довольно неплохое (но специфическое) греческое вино – отдаёт шишкой.
3. Полиморсос – сокращение от "политико-моральное состояние" экипажа. К политике и морали отношения не имеет, означает, что сегодня выпили очень даже неплохо, всё вокруг – супер, и неплохо было бы за это ещё раз выпить. Акуна Матата – примерно то же самое, но с косяком.
4. Ручная помпа – необходимый атрибут гальюна на яхте. Гальюн – это что-то вроде туалета по-сухопутному. Только овладев искусством обращения с помпой можно говорить, что ты что-то понимаешь в парусной жизни.
5. «Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа» – книга Владимира Кунина. Если не читали – я вам сочувствую. Конечно, не «Справочник яхтсмена», но живое представление о парусной жизни даёт.
6. Кокпит – место на верхней палубе яхты, где, в основном, экипаж надирается. Не следует называть это место «коптИт», как это делал Пахомыч. Хотя, по сути, это самое дымное место на яхте, постоянно запачканное табачным пеплом.
7. Камбуз – кухня по-моряцки. Плита, правда, болтается, а в холодильник выпивку нужно закладывать сверху. Для приготовления пищи используется крайне редко, в основном на камбузе изредка жарят яичницу и варят кофе. Не всегда барышни.
8. Дайвинг – занятие, не имеющее с парусным спортом ничего общего. Скорее, противоположное ему.
9. Марина – это не только красивое имя, но ещё и красивое место стоянки яхт в бухте. По идее, в марине можно подключаться к стационарному электричеству, заправиться топливом и водой. Греческие марины довольно сильно отличаются от марин, скажем, испанских. «Водяного» можно и не найти.
10. Кранец – прочный резиновый пузырь, который привязывается к лееру (верёвочное ограждение борта яхты, крайне полезная вещь для выпивающего экипажа) выбленочным узлом. Про узлы можно узнать в «Справочнике яхтсмена», а также на русском сайте «Арголиса». Кранцы, вывешенные за борт, помогают не раздавить борта соседних яхт. В России в качестве кранцев часто используют лысые покрышки со старых «Жигулей».
11. Такелаж – всё, что относится к парусному вооружению яхты. Бывает бегучий и стоячий. Бегучий – это то, что движется (с человеческой помощью), стоячий – то, что, слава Богу, не движется (мачта, например).
12. Гик – страшная штука – надо бояться, чтобы не гикнуться.
13. Адмиральский час – примерно то же, что сиеста у сухопутных.
14. Штевень – место на яхте, где любит фотографироваться Командор. Находится на носу яхты, как и всё якорное хозяйство, в том числе и сам якорь. Кнопка (пульт ДУ) прячется в форпик (носовая каюта), где спит Кэп.
15. Швартовы – верёвки (они же «концы»), которыми яхту привязывают к берегу. «Отдал швартовы», тем не менее, не то же самое, что «отдал концы».
16. Узлов двадцать – это не про верёвки, и не про то, что с верёвками можно сделать. Это, оказывается, скорость. Нужно «узлы» в уме (или столбиком) умножить на 1,852, и тогда получится нормальная скорость в километрах в час.
17. Шкоты – верёвки, с помощью которых управляют парусами. Очень помогают укреплению мускулатуры и полировке ладоней.
18. Лебёдка – не жена лебедя, а металлическая штуковина, на которую с помощью специальной рукоятки (клюки) наматывают шкоты, когда понимают, что мускулатура уже очень хорошо укреплена, и куда-то срочно надо пристроить шкот.
19. Генуя – город в Италии и парус на яхте. Относится к одному из видов стакселей, называется именем итальянского города из-за особого кроя паруса. Итальянцы – известные законодатели мод (даже в парусном спорте)! Стаксель, кстати, – треугольный парус, находящийся перед грот-мачтой. Грот – не архитектурно-ландшафтно-садовое строение, а название мачты (если она на яхте одна) и паруса. Если мачт две – значит выпивать больше не следует, уже достаточно, уже «полиморсос».
Мустафа-Долинин октябрь 2003