– Прыгнули всё же, черти! – Кэп ожидал от этой компании многого, но такого! Он, быстро вращая штурвал влево, отрывисто отдавал команды взлетевшему с банки вечно лежащему Пахомычу и Мустафе, мгновение назад вместе с Жанной и Командором также пританцовывавшем на гике. Яхта послушно развернулась к ветру правым бортом и пошла назад, где примерно в полукабельтове от точки разворота мелькали среди волн счастливые, улыбающиеся лица Жанны и Командора. После мастерски выполненного еще одного разворота Кэп поставил лодку против ветра, паруса заполоскали, и оказавшиеся рядом с кормой “прыгуны с гика”, поплыли к остановившейся яхте.
        Каждая компания, собравшаяся иногда довольно случайным образом, тем не менее имеет свой характер, свое лицо. Трудно сказать, за счет чего это случается: проходит совсем немного времени, и образуется Экипаж – не просто какое-то количество людей, оказавшихся в одном месте, а некий новый организм – недолговечный, болеющий, страдающий, веселящийся… За свою долгую практику “коммерческого” шкиперства он перевидел много компаний: дружных и враждующих уже на второй день похода, веселых и скучных, малопьющих и пьющих очень немало, интеллектуальных и дремучих, интеллигентных и хамоватых, аккуратных и грязнуль, работящих и ленивых, отчаянно смелых и трусоватых, быстро и с удовольствием обучающихся морской науке и совершенно неспособных к обучению, спокойных и истеричных, влюбленных в море, в паруса, и равнодушно глядящих на шкиперскую работу по вынужденному управлению яхтой в одиночку.
        Кэп давно нашел для себя способ сохранять душевное равновесие независимо от того, кто с ним сейчас находится в одном экипаже: первое – дистанция (по крайней мере, какое-то подобие дисциплины на лодке благодаря отсутствию панибратских отношений между ним и экипажем всегда удавалось создать), второе – “мимикрия” (для этого необходимо было стать чуть-чуть таким же, как они, нужно было только прочувствовать доминирующую черту характера экипажа). Он никогда не злоупотреблял этими своими открытиями: дистанция, чаще всего, лишь обозначалась, а “перекрашиваться” приходилось только в самых тяжелых ситуациях, когда становился очевидным выбор: либо путешествие становится невыносимым, либо необходимо было несколько “поступиться принципами”.
          Что ж, такова была плата за его нынешнюю профессию. К счастью, случалось это достаточно редко. Вообще говоря, Кэп был человеком разносторонне развитым: элитное образование, перспективная (до поры) работа, неплохой вкус к поэзии и литературе, развившийся во многом благодаря друзьям – бардам (уникальное, надо сказать, явление, в музыкально-поэтической жизни страны, когда физики-лирики-медики-химики стали исполнять свои неплохие, довольно часто, стихи под гитару на придуманные ими же, не слишком изысканные мелодии. Музыка была откровенно второстепенной, владение инструментом было условным, но слушатели не слишком заморачивались на этот счет). Благодаря своему опыту, знаниям, чувству юмора, коммуникабельности он находил общий язык практически с любой компанией, оказавшейся на борту его яхты.
         Теперешняя компания была не похожа ни на одну из прежних. Пили много, но меру знали (или просто не пьянели? Серьезная, стало быть, подготовка у каждого), уборкой яхты себя не истязали, занимались этим без фанатизма, но и грязи, в общем-то, не было (правда, нанизанный на лапу якоря фрисби в одной из не самых чистых бухт украшал нос яхты два дня, пока не был снят Командором). Песен знали много, но не пели. Некоторые девушки иногда тихо плакали на корме под аккомпанемент растрогавших их мелодий, звучавших из челентаны. Музыку, надо сказать, предпочитали странную: могли бесконечно крутить бессмысленный диск Рода Стюарта, и очень болезненно реагировали на Шаова с Третьяковым. В то же время иногда сами ставили Дольского. Некоторые подпевали. Танцевать предпочитали в ластах. Ничего более нелепого и смешного Кэп раньше не видел. Но, чтобы соответствовать, приходилось натягивать ласты на свои усталые ноги и танцевать летку-енку, которую он и без ласт-то никогда не танцевал. Немного удавалось отдохнуть, когда они отправлялись на экскурсии по древнегреческим развалинам. Отдых был, правда, не очень продолжительным.
        Допекали с идеей высадки на необитаемый остров, причем на этом острове непременно нужно было заночевать. Удачно подвернулся остров Супья, на котором кроме сусликов никто не жил. Остров на роль необитаемого подошел – экипаж был доволен чрезвычайно, раз пять пил за Кэпа. Кэпу, впрочем, остров и самому понравился. Тем более, что остатки оборонительных сооружений на этом острове были явно старше Парфенона. Слава Богу, остров не очень интересовал министерство культуры Греции… С руинами, правда, ничего не случилось, более того, после их ночевки на острове стало немного почище.
        Доконали они его с затеей “дефиле”. Кэп подозревал, что мероприятие готовится, как бы помягче сказать, странноватое. Но когда ему вручили перед “выходом” пакет с чудным, но ЖЕНСКИМ! купальником, понял, что выхода – нет, и, чтобы не ломать концовку путешествия, собрал свою волю в кулак и натянул-таки на себя этот проклятый купальник, который был ему размера на четыре мал, построил прочную улыбку, с которой не расставался до конца вечера, и дал жару этим художникам-скульпторам-архитекторам! Это был танец! Народ оценил. Аплодировали долго и искренне.
        Кэп и сам был склонен к спонтанным поступкам (так казалось со стороны). Он мог, к примеру, изменить маршрут на середине перехода, но это было всегда тщательно продуманное решение. Страшно не любил, когда его вынуждали на решения нелогичные. Купания, скажем, он предпочитал совмещать либо со стоянкой в какой-нибудь красивой бухте, либо с обедом, связанным, естественно, также со стоянкой. Но вот вчера, когда до намеченной бухты оставался час ходу, всем вдруг захотелось искупаться. Пахомыч, купивший накануне новое подводное ружье, желал стрелять рыбу. Место, правда, подвернулось неплохое, но открытое, а дуло довольно сильно. Пришлось подходить к берегу, становиться на якорь. При подрабатывании дизелем Кэп с неприятным чувством обнаружил, что винт вращаться перестал. Вспомнил, что Пахомыч “стирал” свою майку старинным морским способом: майка была привязана к выброшенному за кормой концу, и тащилась за яхтой уже часа три. Похоже, пока Кэп был занят постановкой яхты на якорь, Пахомыч опять возлежал и не удосужился вытащить из воды свою злосчастную майку. Пришлось нырять. Картина была грустная: майка вместе с синтетической веревкой была плотнейшим образом намотана на вал. Вооружившись ножом и призвав на помощь мужскую половину экипажа, Кэп начал безжалостно резать гордость гардероба Пахомыча.
        Пахомыч майку свою, судя по всему, любил, и резал ее как-то странно: добравшись до винта, он чиркал ножом по валу и выскакивал на поверхность. Впрочем, толку от остальных ныряльщиков было не больше: Командор прекрасно себя чувствовал под водой в акваланге, но задержать дыхание хотя бы на минуту ему было не под силу. Мустафа не мог натянуть на свою больную ногу ласту, и поэтому бесполезно болтался возле кормы и допекал советами. Слава Посейдону, Кэпу удалось с пятой попытки срезать всю веревку и вынырнуть с остатками майки в руке. Пахомыч от майки отказался.
        Таких эпизодов, связанных с проявлением необязательного героизма, к счастью, было немного. Если не считать спасение Пахомычем потерянного в штормовой марине кранца. Судя по всему, кто-то привязал этот кранец к лееру бабьим узлом. Может быть, сам Пахомыч…
        …Счастливая парочка выбралась на яхту.
        – Ну что, все на борту? Ложимся на курс? Больше никто не хочет прыгать с гика? – Кэп мог бы этот вопрос не задавать. Прыгать с мотающегося гика желающих не было.

        
        ПОЯСНЕНИЯ:
        1. Полукабельтов – половина кабельтова. Кабельтов – не фамилия и не кабель товарный, а десятая часть морской мили, т.е. 185,2 метра.
        2. Винт – старинная карточная игра, а также металлическая штуковинка с резьбой, скрепляющая различные детали без помощи клея. Но на яхте это, прежде всего, то, что заставляет яхту двигаться без помощи ветра. По форме напоминает пропеллер бытового вентилятора. Вращает его дизель, сильно снижающий уровень комфорта на лодке (шумит, зараза).
        3. Бабий узел каждый из нас освоил еще в детстве (узел с одним бантиком). Если б мы знали, что у моряков он называется «рифовый», если его правильно завязать!.. А так – бабий.

       
             Долинин - Мустафа                  Декабрь 2003