Чернильно-синяя плоскость моря, белые треугольники парусов, ультамариновый купол неба, красная черепица крыш греческих городков-марин, прямоугольная и “прямолинейная” архитектура белых домиков этих городков, тела “яхтсменов” и “яхтсменок” цвета стареющей бронзы… Геометрия, колористика, весьма приятная глазу жителей северных континентальных городов… Экзотика!
        Экзотика эта была одним из факторов, способствующих всеобщей счастливой расслабленности.
        - “You go to my head” – вкрадчиво уговаривал Род Стюарт из кормовых динамиков.
        Последний диск Стюарта оказался на борту яхты почти случайно: Командор прихватил его в последний момент перед отлетом. Сменивший амплуа рокер оказался неожиданно кстати: Сезария, безусловно, была безумно хороша, но ее диск, “намбо уан” в предыдущем путешествии, сейчас уже не был столь вибрирующе-волнующим, как в прошлый раз. И поэтому сейчас сипло – бархатно пел Род.
        Экипаж, накупавшись на стоянке в бухте, пообедав с изрядным количеством красного вина и “полирнув” впечатление от обеда более крепкими напитками, поднял якорь и отправился к следующей точке маршрута, объявленной Кэпом. Никто, за исключеним Пахомыча, не спорил, и “Паламидис”, расправив паруса, полетел вперед, влекомый хорошим свежим ветром и управляемый неслабеющей (вне зависимости от количества выпитого) рукой Кэпа.
        “Адмиральского часа”, в традиционном понимании (с дремотой на палубе), не случилось. Все, кроме Кэпа, занятого управлением яхтой, начали пританцовывать, танец из кокпита переместился на палубу, затем на гик (благо, дорожка была уже протоптана Ольгой, первой станцевавшей на гике). Туго наполненный ветром грот был достаточно надежной опорой, и танцевать под мягкий, ритмичный джаз на гике было достаточно безопасно, хотя адреналин, тем не менее, добавлял кайфа уже и без того кайфующим танцорам. Гик, правда, не танц-пол, места маловато, на нем уместились Жанна, Командор и Мустафа. Остальные танцевали на палубе. Пахомыч, как обычно, лежал на банке в кокпите. Командор с Жанной в танце двигались к ноку гика. Мустафа замешкался на середине.
        Командор и Жанна, добравшись до конца, танцевать перестали, взялись за руки, и с веселой отчаянностью стали смотреть на проносящуюся под ними вспененную яхтой воду. Всем вспомнился старый французский фильм.
        – Вы что, прыгать будете? – на вопрос Ольги был получен утвердительный кивок, и встречный вопрос к Кэпу: – Кэп, можно? Кэп наблюдал танцы, давно все просчитав (положение гика, ветер, волну, скорость яхты, ее крен, умение “прыгунов” плавать, температуру воды, способность экипажа к выполнению экстренного маневрирования и еще много чего), и не стал портить красоту момента формальным подходом к соблюдению техники безопасности, в свою очередь, кивнул им в ответ.
        Жанна давно, точнее три дня, завидовала Ольге, которая, спровоцированная Кэпом, забралась на гик, чем привела всю яхту в восторг, принимала всевозможные красивые позы, ее фотографировала вся команда, и было видно, что Ольга просто счастлива, от ветра, от собственной смелости, от внимания к себе… Но Оля тогда не собиралась прыгать!
        Жанна взглянула вниз… Ничего более страшного она в жизни ранее не испытывала: под ногами – металлическая тонкая труба, и полтора метра до палубы, но конец этой упруго вибрирующей под ногами трубы висел над морем (шли курсом бакштаг, она запомнила это слово, и грот был полностью раскрыт почти попутному ветру), но рядом с нею был Командор, крепко держащий ее за руку, на палубе – надежный экипаж, и страх ушел совсем, остался только восторг и странное ощущение вседозволенности и всемогущества, - она спросила Командора: – Готов?, - набрала в легкие воздуха, -Три-четыре! – полет, пузырящаяся вода перед глазами, вынырнула, яхта уже далеко, разворачиваются, переложили паруса, подходят, вытаскивают… Какое счастье!
        Она советовалась с друзьями перед тем, как согласиться на поездку. Но даже самые интересные рассказы о путешествии на яхте не шли ни в какое сравнение с теми ощущениями и впечатлениями, которые она испытывала с первого дня своего путешествия. Симпатичные люди, придумывающие всевозможные развлечения и приключения для себя и окружающих, выпивающие и поющие, внимательные и заботливые – разве можно было придумать себе лучшую компанию на две недели отпуска?
        Сложнее было приспособиться к жизни в компактном пространстве яхты. Тем не менее, быстро освоила технику обращения с ручной помпой в галюне, приспособилась к странноватым пространствам кормовой каюты, научилась не пугаться качающейся плиты на камбузе. Шкоты и якорь она сразу вычеркнула из круга своих интересов. Позволяла себе изредка покрутить штурвал. Штурвал сильно отличался от тех, что она видела в фильмах про старинные морские путешествия: гладкая нержавеющая сталь и кожа, хайтековский лаконизм, никаких барочных излишеств – вроде бы не близкая ей стилистика, а с каким удовольствием она держала его в своих руках! Кэп помогал ей понять разницу в особенностях управления яхтой и автомобилем. Ничего общего, как оказалось!
        Кэп, кстати, оказался свидетелем ухода гордости ее гардероба – изумительных белых брючек со стразами, купленных в дорогущем кельнском магазине. Конечно, экипаж не обязан был снимать с лееров ее одежду, развешанную накануне для сушки. Конечно, она, как всегда, вышла на палубу уже далеко после выхода лодки из марины, разбуженная вполне приличной качкой и шумными ударами волн о борт яхты. Конечно, ветер был неслабый! Но когда Кэп спросил, не ее ли белое полотенце унесло в море, она все поняла, без слез простилась с брючками, почти не обиделась.
        Брючки вернулись через несколько дней. Правда, выглядели иначе: на стразы не было и намека, прозрачности ткани позавидовала бы цейсовская оптика. Но цвет был белым. В обычной жизни эти штаны вряд ли пригодятся, но на давно задуманное “дефиле” – в самый раз. Надо сказать, дефиле было задумано довольно дурацкое – каждый член команды, включая кэпа, дарил кому-то из экипажа некие предметы одежды, в которых и было необходимо “дефилировать”. Со штанами “постарался” Мустафа. Дополнив костюм еще более прозрачной верхней частью, она, исполнив танец на висящем над водой трапе-подиуме, на котором, собственно, и приходилось “дефилировать”, довела половину экипажа (мужскую, понятное дело) до предынфарктного состояния.
        Надо сказать, отличились все: тот же Кэп, одетый в розовый женский купальник, обнаружил невероятную смелость и раскованность, станцевав номер из стриптиз-шоу, использовав в качестве шеста стойку радара; Командор, вошедший в образ грузного трансвестита в розово-голубых одеждах; Мустафа, изобразивший невесть кого в танце эротическом, но закончившим этот танец неожиданно спортивно, совершив не вполне ловкое обратное сальто в воду с конца подиума. А девчонки: красивые, соблазнительные, эротичные!…
        Дефиле закончилось высадкой на берег. Переоделись не все, и грекам из местной таверны пришлось тяжело: они никак не могли взять в толк, что за извращенцы и отморозки к ним приперлись. Костюмы экипажа действительно привносили элемент сюрреализма в этот вечер. Впрочем, таверна не отставала: хозяин таверны производил странные манипуляции с клеткой попугая, которая была немедленно поставлена рядом со столом, как только компания изъявила желание поужинать, и то освобождал клетку от тряпки, которой та была накрыта, то тряпка вновь накидывалась на клетку… Попугай сходил с ума. А чугунный бачок унитаза с монументальной надписью “The Best Niagara”, соперничающий, по крайней мере звуком, с одноименным водопадом!…
        Выбравшись на палубу, мокрая и счастливая, она с благодарностью взглянула на Кэпа. Какой он молодец, что не остановил их!
        Кэп был занят возвращением яхты на прежний курс.



        ПОЯСНЕНИЯ:
        1. Кормовые динамики абсолютно не годятся для корма. С их помощью “челентана” может отравлять (или украшать) жизнь не только обитателям салона (кают-компании), но и кокпита. Расположены в корме яхты. Корма – это то, чем яхта заканчивается. Начинается она, понятное дело, носом – это там, где форштевень. Вряд ли кто-то сможет сейчас ответить, почему передняя часть яхты носит название органа, ответственного за обоняние.
        2. Бакштаг – курс парусного судна относительно ветра, когда тот дует “сзади-сбоку”.

Мустафа-Долинин      декабрь 2003