Любой человек, который хотя бы раз пять "организованно", "группово" съездил куда-нибудь в Турцию, Египет, Таиланд или в какой-нибудь, прости Господи, Тунис, неизбежно убеждается: тур-Турция ничем особенным не отличается от тур-Египта, а тур-Испания, скажем, от тур-Италии. Языки там, конечно, разные, памятники разные (хотя и не очень), но суть одна. Скучная, как реклама прокладок. Это если вы "турист", то есть этакий Петя в шортах и с видеокамерой, вдохновенно снимающий из автобуса чахлого египетского верблюда, похожего на больного дистрофией динозавра.
        Покупая "тур", вы неизбежно попадаете в некий замкнутый круг симпатичного, милого, но осмердевшего (мне лично) сервиса. Он, конечно же, очень хорош, этот сервис. Хорошо в солнечном клаб-меде упиться бесплатным вином. Но клаб-мед в Таиланде ничем не отличается от клаб-меда на Сицилии. Хорошо поштряфкать каких-нибудь каракатиц с пятизвездного шведского стола, но шведский стол – он и есть шведский стол. Так сказать, "сало – оно и есть сало".
        Хорошо лежать на заботливо огороженном от террористов пляже и вглядываться в лазоревую знойную дымку на горизонте. Но и в Греции, и на Бали, и в Тунисе, и у черта на рогах к знойной дымке вы получите все тот же привычный, как надпись "не прислоняться" в московском метро, принудительный ассортимент:
а) громко орущих серфингующих западных жирдяев;
б) несчастного, несвежепахнущего аборигена с сувенирами, кричащего вам вместе с чайками "Хело! Хело!", как Нина Заречная;
в) алые немецкие груди на соседнем лежаке, щедро облитые солнцезащитным кремом №18 (сало, опять же, оно и есть сало).
        Вы – в золотой пятизвездной или серебряной четырехзвездной клетке. Трехзвездная медная – это уже шаг к поэтике байдарочного похода. А уж две жидкие лейтенантские звездочки – все равно что питаться московскими уличными пирожками, благоразумно прозванными народом "гастритами".
        Ваша золотая жизнь предписана от и до. Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству. Не то чтобы вас не пускали в шортах на ужин. Нет, до этого дело не дойдет. Просто к вам приблизится приторно-вежливый, как сахарная пудра на пончиках, менеджер и тонко намекнет, что в следующий раз было бы неплохо завернуть ваши волосатые кегли в какие-нибудь портки. Для общей гармонии.
        Не то чтобы вас не пустили за пределы пляжа. Нет. Просто трехметровая сетка на всякий случай уходит метров на 100 в море. И вы не макака, и не Тимур с его командой, чтобы лазить по заборам. К тому же – на глазах у чернокожей Чайки, с рождения раненной в голову, кричащей вам, как заведенная: "Хело! Хело! Хело!"
        Ваше пребывание в туристическом раю расписано с первого до последнего момента. Все колебания предсказуемы. Сначала вы улетаете из заснеженной России. Долго и мучительно. О, это страшное слово "чартер"! Таможенник с лицом уставшего после ночных допросов чекистского следователя. Очередь, чтобы сдать багаж. Жаркое пивное дыхание соотечественников. Крики: "Суки, издеваются над народом!" Паспортный контроль. Взгляд пограничницы. О, эти пограничные глаза! Сколько раз я пытался достойно, твердо, иронично встретить их, встретить взглядом мексиканского мачо, китайского мудреца, рокового скандинава или просто кудрявого люберецкого кобеля… Но я всегда встречал его растерянно, глупо улыбаясь, как последний кю. Я всегда проигрывал этот поединок.
        Но – в сторону сантименты. Впереди – дьюти-фри. Надо закупаться. Чем – ясное дело. Российские туристы молча, сосредоточенно пыхтя, звенят посудой. Дальше вы заходите в так называемый "накопитель" (слово-то какое придумали!), тут как раз и объявляют, что рейс задерживается на два часа. Именно здесь. Всегда. Вы можете, конечно, попытаться обмануть судьбу, потоптаться час-другой, как мышь амбарная, по кафешкам. Но стоит вам нырнуть в стойло – рейс откладывается.
        Два часа вы дисциплинированно пьете. Конечно, не кефир. Потом рейс откладывается еще на два часа. Никто ничего не знает. Нет никакой информации – и кирдык. Моя любимая фраза из Хемингуэя: "Никто никогда ничего не может знать". Блестящая фраза. О нас.
        Информационная лакуна заполняется бульканьем из горла. И вдруг! (Кстати, самое частотное слово у Достоевского.) Вдруг! – объявляют посадку. Хорошо, сели. Полетели.
        Первое впечатление по прилету – это жара. В раскаленном автобусе, описывающем плавные круги по серому бетону аэропорта, пахнет туризмом, то есть засиженной синтетикой спортивных штанов и тем особенным перегаром виски, который чем-то напоминает запах только что сгоревшей помойки.
        Женщины выглядят свежее мужчин. И разнообразнее. Они реже икают. Одна из них, пожилая дама, похожа на преподавательницу латыни, даже с живым интересом смотрит в окно. Видимо, за границей она первый раз. И вероятно, последний. Она жадно нюхает воздух, как комиссар перед повешеньем.
        Остальных "заграница" не интересует. Она мешает им спокойно болеть. Нет, они не удостаивают ее раздражением. Просто она отскакивает от их опухших лиц, как мяч от стены.
        В каждой стране зной особый. В Турции, например, он тупой. В турецком зное и без того тупой турист тупеет до предела. То есть, например, если ты лежишь в Турции на пляже и чувствуешь, что у тебя изо рта течет слюна, то ты не только не вытираешь ее, но и непроизвольно начинаешь издавать долгий стон, помогающий, как тебе кажется в твоем пляжном бреду, слюне обильнее вытекать на лежак. "Этот стон у нас песней зовется". Песней отупевшего туриста. Один раз даже я поймал себя на том, что, пуская слюну на лежак, равномерно постанываю: "Заха-ар!.. Заха-ар!.." Через мгновение я понял, что зову жену, хотя имя ее более мелодично.
        Египетский зной сразу нокаутирует. И человек безропотно падает и лежит, как мумия, как священный сушеный крокодил. Египетский зной – это зной смерти. А может быть, бессмертия.
        Индонезийский зной вводит в состояние, похожее на тихое, тревожное, мечтательное помешательство доброго коммунального алкаша. И вокруг ты находишь сотни примет твоего радостного сумасшествия. Ты ищешь их, как Ахматова – приметы любви. Даже лотос из очка подмигивает тебе: "Хело, придурок!"
        От испанского зноя хочется драться, хочется крови, причем горячей и много. В глазах темнеет от злости. Залитые кровью бычьи глаза твои ищут бандерилью или, на худой конец, шампур, что по большому счету одно и то же.
        Итальянская жара – буддийского толка. Она – как влажный горячий пуп, желательно женский. День здесь горяч и долог, но не раздражает. Он – как вся в соусе макаронина. Здесь ты медленно, запрокидывая голову, как олень рога, всасываешь горячие макароны дней. По одно-ой, не торопя-ась, успевая проголодаться в перерывах.
        Список можно продолжать. Но все это к "туризму" отношения не имеет. В отелях жара везде примерно одинаковая. И примерно одинаково везде зудит "кондишн" – как подстанция в московском дворе.
        Далее клубок туристических банальностей продолжает раскручиваться. Вас привозят в отель. Вы бросаете свой настрадавшийся ливер под душ. Утречком – завтрак ("Ти? Кофи?"). Поход к бассейну или на пляж. Проблема лежаков. Занять место под тентом. Забыл крем. Возвращение в номер. Там – убираются. Какая-нибудь коренастая кривоногая девица с лицом типа "сами мы люди не местные".
– Хело! – улыбается девица. Совершенно искренне, что особенно и бесит.
– Хело, хело… я – ворона, ты – дупло…
– Раша?
– Раша, раша, отвали…
– Путин! Гуд Путин!..
        И так далее…
        Удивительно содержательны бывают беседы на английском языке, когда собеседники знают только слова "йес", "ноу", "хело" и "уотерклозит".
        Снова пляж. Надменно потеющие англосаксы и тевтоны. Горластые итальянки. Сельдеподобные француженки. Наши детишки-юннаты, любознательно расчленяющие крабов и сосредоточенно давящие в ведерках медуз.
– Вася, не кидай мяч в море! Он уплывет!
        Вася кидает мяч в море. Мама звонко бьет Васю по попе, затем лезет в воду за мячом. Вася ревет. Потом затихает, некоторое время лупит палкой ни в чем не повинного краба. Задумывает джихад против мамы. Он может выразиться, например, в закапывании в песок маминых шлепанцев или в засовывании медузы в мамину сумочку.
        Сколько таких картин можно видеть на пляжах земли, даже если они находятся за тысячи километров от нашей дворовой песочницы!
        На обед и на ужин придется объедаться. Ничего не поделаешь: "уплочено". А потом ночью снятся какие-то кошмары: летающие дома, надувные огурцы…
        Вечером вас ждет фольклор. Танцы живота. Сиртаки. Фанданги. Чудеса местной художественной самодеятельности.
        Утром снова: "Ти? Кофи?", "Хело!", "Не кидай мяч в море"…
        Иногда надо выехать на экскурсию. Чтоб уж совсем не превратиться в животное. Групповая экскурсия, читатель, это групповуха. Когда насилуют вашу свободу. Ваше гордое "Я". Здесь все известно до мелочей. Существует масса народно-туристических примет, которые куда вернее, чем природные. Например, где пирамида Хеопса – там араб на верблюде. Где Эйфелева башня – негр с тамтамом. Где золотая статуя Будды – малолетние проститутки.
        Или: если у тебя просят за что-нибудь 100 долларов, то за это в Италии дай 90, в Турции – 50, в Египте – 20, в Таиланде – 1. Хочется добавить: в России – дай в морду. Но имей в виду, что можешь получить в ответ.
        Так вы отпыхтите свой райский срок, оплатите счет, с которым вас все-таки надуют. Судорожно потратите последние местные тугрики на какую-нибудь ерунду. А потом вы улетите обратно в заснеженную Россию. И повеет чем-то настоящим и живым. И виски вы поменяете на водку. И будете долго закуривать на пустырях. И гладить березы, как Шукшин. И все такое прочее.
        Слова "туризм", "турист" пришли к нам из английского языка. Впервые слово "турист" – очень симптоматично! – было зафиксировано в нашем языке в 1837 г., в печальный год смерти Пушкина. В значении: "англичанин, путешествующий вокруг света". Туризм вместо Пушкина. Уже весело.
        Все-таки слова говорят очень много. Задумаемся. Слова "туризм", "турист" и проч. появились в Англии, но по происхождению они французские. Изначальное значение корня – круг, кружиться, вертеться, вращаться. То есть туризм – это круженье, верчение. Как больной белочки в колесе. Или юлы, запущенной адской машиной турбизнеса.
        Вот мы и вертимся в заколдованном круге туризма. А настоящая жизнь народов проходит мимо нас. Мимо проходят смертельные опасности, знойная любовь папуасок, захватывающие приключения байдарочных походов и даже романтика пионерских костров. Пионерские костры, читатель, можно разводить и в Гондурасе.
        А сафари? – спросите вы. А дикие львы и прочее? И я демонически расхохочусь вам в лицо. Сафари, скажу я, это такое же кю, как и сауна в "Хилтоне". Что это за сафари, если вы ночуете в палатке с мраморным унитазом? А сизые от усердия негры следят из каждого кустика, чтобы вы, не дай Бог, не зашли за этот кустик. Любая поездка на нашей электричке до станции Валентиновка или Дмитров – это все туристические сафари вместе взятые.
        Нет, куда лучше все-таки наше слово "путешествие" – от слова "путь". Путь, который мы сами выбираем. Сами, а не турбюро. Так может быть, надо преодолеть свою лень? Взять, понимаешь, рюкзачок, набитый тушенкой, сникерсами и памперсами. Или сесть на велосипед, на байдарку. Или на коня, осла, верблюда, северного оленя, вездеход, наконец. На черта с дьяволом. И хлебнуть настоящей свободы. А то что-то скучно на этом турсвете, господа!

Владимир ЕЛИСТРАТОВ                      АЭРОФЛОТ   №7-8 2001