Лёха и Степаныч

Давно уже мало человекам человеков. Я вот тоже разводил попугайчиков с рыбками. Отдельно. Но они постоянно напоминали о несбыточном – всё время хотелось куда-то улететь или уплыть. Нервический побочный эффект. А вот собак уважаю. И тех, что с ними на другом конце поводка. В любое время в любую погоду, встречаю я этих верных, сообразительных, послушных хозяев. Прислушиваюсь:

– Не надо гавкать, ты что – Верка что ли?

– Муся, нельзя! Фу, это не наши колёса!

– Лордик, пойдём домой – я тоже в туалет хочу!

– Граф, отойди от помойки! Не видишь, там занято!

– Я сказал ко мне, а не на меня!

– Рядом, Марс, рядом! Молодчина, я всегда знала, что ты у меня умничка, надо было назвать тебя Муж.

Но это опытные – они уже могут не контролировать человеческую речь. А в начальной стадии рабства попадаются клинические экземпляры – подходит к тебе, к примеру, младший сын твоей матери, с лицом человека, отрешённого от модернизации и говорит:

– Не хочешь в Ярославль съездить. Послезавтра.

– Зачем? – без всякой заинтересованности спрашиваю, судорожно перебирая возможные варианты цели путешествия. От наиболее вероятных, типа ловля голубого марлина из-подо льда. До ещё более правдоподобных, как организацию бунтов в Ярославских монастырях. Женских, естественно.

– Так. За собакой – отвечает, с интересом разглядывая розетку.

Из любопытства пронаблюдать весь прогресс мутации, или потому что брат всё-таки, говорю, ладно, поехали, а сам лихорадочно соображаю, какой бормотухой поливали наше генеалогическое дерево. А он, дабы облегчить мои умственные страдания:

– Посмотришь сердце России. – Пограничной тонкости лирик.

Из аппендикса Родины, соответственно русской традиции не сойти с ума, мы отправились втроём. Третьим взяли уникальной способности фотографа, не умолкающего ни за что, пока в руках что-то булькает. Это он окрестил наше предприятие «Три танкиста за собакой» и не давал выспаться водителю глубокомыслиями: «Собаке – собачий хозяин», «Не всякий сукин сын – Пушкин», «Дай, Джим, на счастье в лапу мне», «Нет пива – нет юмора». Незаменим на дальние расстояния. Дальние расстояния хороши тем, что торопиться бессмысленно. Первые четыреста километров пролетели, как могут пролетать только четыреста километров. Остановились на ночёвку в Котласе – поджелудочная России, по классификации спутников.

Встречал нас кряжистый Степаныч, который всю жизнь прикидывался железнодорожником, а на пенсии раскрылся и теперь беззастенчиво и профессионально рыбачит, выступая в тяжёлом весе.

Всё как полагается – скупые знакомства-приветствия, мужицкий ужин, обогащённый пол-литрушкой. А что такое пол-литра на четырёх здоровых мужиков? Так – в глаза закапать. Хотя, полноценно здоровых на тот момент было только трое. Или один. Трудно оценить. Степаныч милосердно дал нам пропустить по первой, закусить и только потом, как бы нехотя, спросил: «Куда едем, ребятки?».

Надо заметить, что я уже пересекался с ним по рыбацким похождениям, а неунывающий человек-фотоаппарат, вообще его сын и поэтому хозяин давно классифицировал нас, как «рыбак обыкновенный, непривередливый, без заскоков». То есть никто до сих пор в порочащих родственных связях замечен не был.

После трёхсекундного молчания, братишка понял, что мы его предали и, проглотив, не жуя огурец, пробасил, выдыхая: «В Ярославль». Потом вдохнул и головой в колодец: «В сердце России».

Будучи на разливе, Степаныч не почувствовал подвоха и без передышки выстрелил: «А зачем?»

В колодце что-то булькнуло и оттуда послышалось колоратурное сопрано: «За собакой».

Рука разливающего замерла, не доделав начатое и даже не начав недоделанное.

У некоторых котлеты в тарелках съёжились до фрикаделек.

Холодильник сдавленно кашлянул и замер.

Водка прикинулась нарзаном.

По второй всё же было выпито, но молча, видимо в помин нашего коллективного рассудка. Чтобы вернуться в реальность Степаныч посмотрел на календарь с паровозом.

– У вас там, что, в Сыктывкаре собак нет? (эмоции строителя неудачного коммунизма)

– Собак, как собак нерезаных – таких нет. (защита Пирца-Уфимцева)

– Каких ТАКИХ? (теперь я знаю взгляд, которым управляют локомотивами и инвестициями)

– Как у президента. (туз из рукава)

– У какого? (напоминаю, Степаныч живёт в Котласе)

– Да у неё психофизические характеристики максимальные! (подкованность должна подкупать)

– Да я тебе завтра шесть штук приведу и все с характеристиками! (клинч с Кличко)

– В своём классе эта собака наиболее выносливая и терпеливая к детям!!!! (шах)

– Я тоже и ЧТО?!! (рокировка, хотя при шахе и нельзя)

– В подвидовом диапазоне это наиболее оптимальное соотношение цена-качество! (смена вектора оборонительной атаки)

– Ты сейчас хотел мне сказать, что ещё и деньги за неё будешь платить?! (петля Нестерова)

– Да. («глухая» защита).

– И вы все едете за собакой в Ярославль? (это уже к отроку, на последнем разборе полётов Тарас Бульба был более нежен в обращении)

– Да. (тому отступать некуда, позади всего четыреста километров)

– И это твой родной брат? (ко мне, фол последней надежды)

– Да. (хватит каинства)

– Понятно. (пат)

Ощущая, что ситуацию кто-то может и не пережить, с кухни, вжимая голову в плечи, ушёл кот. Тишина повисла такая, что было слышно, как суслики зевают под Воронежем. По бровям Степаныча было понятно – он никогда ещё не сидел за одним столом со шпалами. Но ничто так не примиряет разные мировоззрения, как вовремя налитая третья. Совместно с водкой иссякла и тема.

Наутро мы поехали дальше, оставив хозяина без пол-литры, но с новым осмыслением природы идиотизма. Мы пронеслись по густонаселённому участку страны, и никто там даже не подозревал, насколько мы смешны и поразительны можем быть для кого-то.

Через каменистые почки России.

Через измученную припухшую печень матушки.

А в самом её сердце, мы были, от силы, минут двадцать. И то, как-то с краю, где-то в районе миокарда. Пульс уставший, но есть. Воздух такой же, люди, похожие на нас. И оказалось, мы, действительно, приехали за собакой. Восторженный щенок Лора затмила в нас всё нечеловеческое, мы даже Лёху простили, хотя и перестали существовать для него как вид.

Вернулись мы как-то незаметно. Я так понял, бешеным собаководам семь вёрст не крюк.

Но ещё долго перекатывал в голове простую мысль о том, что сердце родины там, где у людей есть сердце. Или хотя бы собаки.

В следующий раз мы решили ехать в Хабаровск – мягкое место России – за хомячками.

На велосипедах.

Заказы не принимаются. Дорого.

Вячеслав Скребец 2017